Если учитывать то, что фактическое развитие школы для широких масс населения началось только с отмены крепостного права1, то надо признать несомненные успехи системы образования на всех уровнях. Причем следует отметить тот факт, что развитие этой системы стимулировалось прежде всего подвижнической деятельностью русской интеллигенции, знаменем которой, начиная с 1860-х гг., стала «борьба с народным невежеством».
С 1890-х гг. развитие системы образования пошло особенно быстрыми темпами. Но, несмотря на все достижения, в обществе не было удовлетворенности состоянием просвещения. Широкие контакты русской публики со странами Европы рождали в общественном мнении чувство неполноценности и понимание того, как много еще предстоит сделать в России, чтобы приблизиться к желаемому идеалу.
Прежде всего, следует отметить, что, по экспертным оценкам, сделанным до 1917 г., государственными субсидиями покрывалось в начале XX в. только 60% расходов на высшее образование. Остальные расходы компенсировались за счет разовых благотворительных акций, создания общественных и частных благотворительных фондов, капиталов различных обществ помощи. К примеру, в 1911 г., всех поступивших в эту сферу средств было почти 321 млн руб. Из этой суммы ассигнования казны составляли 165 млн руб. Остальные средства в размере 156 млн руб. были выделены общественными и сословными учреждениями (64 млн руб., из них 55 млн руб. — на начальные школы); поступили от родителей или других лиц в виде платы за обучение, слушание лекций и содержание в интернатах (54 млн руб.), являлись частными благотворительными пожертвованиями (более 22,5 млн руб.)2.
Цифры показывают, что крупнейшее участие и огромную роль в финансировании всех типов учебных заведений играли местные общественные учреждения — земские, муниципальные и сословные. В расходах на низшее образование примерно половину составляли казенные, а другая половина обеспечивалась из общественных сумм. По среднему образованию общественное финансирование превосходило казенное на 25%, в области высшего образования покрывало две трети расходов на мужские вузы и почти все расходы на женские вузы.
Благотворительные капиталы к началу XX в. стали составлять заметную долю в финансировании народного образования: средствами частных лиц, переданными непосредственно учебным заведениям, покрывалось 7% всех расходов системы народного образования (22,5 млн руб. из 321 млн руб., составлявших бюджет народного образования в 1911 г.)3. При этом некоторые крупные пожертвования превышали десятки и даже сотни тысяч рублей.
По количеству внесенных пожертвований среди всех российских учебных заведений лидировал Московский университет, располагавший, по данным Министерства народного просвещения на 1910 г., 391 капиталом на сумму свыше 6 млн руб. Среди этих капиталов были такие крупные, как капитал купчихи Ф.И. Ушаковой на стипендию имени Данилова — свыше 270 тыс. руб., капитал на стипендию имени Варвары и Андрея Алексеевых — 106,3 тыс. руб., капитал имени Д.А. Байкова — 105,8 тыс. руб., стипендиальные капиталы московских предпринимателей К.А. Попова (76 тыс. руб.) и К.Т. Солдатенкова (69,3 тыс. руб.).
Особенно значительные деньги получил медицинский факультет. Ю.И. Базанова, супруга крупнейшего сибирского золотопромышленника, передала в дар университету 1 млн руб. на клинику ушных, горловых и носовых болезней. Владелица Тверской мануфактуры бумажных изделий В.А. Морозова финансировала постройку психиатрической клиники, пожертвовав полмиллиона рублей. Благодаря текстильному фабриканту П.Г. Шелапутину был создан Гинекологический институт.
Для финансовой поддержки Петербургского университета частными лицами было внесено 136 капиталов на сумму свыше 1,1 млн руб. Немалые стипендиальные фонды имелись и в других университетах Российской империи: в Варшавском университете — 63 капитала на сумму свыше 680 тыс. руб., в Казанском университете — 86 капиталов на сумму свыше 990 тыс. руб., в Киевском университете Святого Владимира — 100 капиталов на сумму почти 1,5 млн руб., в Новороссийском университете в Одессе — 58 капиталов на сумму около 750 тыс. руб., в Томском университете — 52 капитала на сумму более 850 тыс. руб., в Харьковском университете — 99 капиталов на сумму более 1,2 млн руб., в Юрьевском университете — 26 капиталов на сумму более 270 тыс. руб.4
Целью нашего исследования является рассмотрение благотворительных капиталов, внесенных частными лицами для развития Московского университета. Для атрибуции пожертвованных вкладов и социальной идентификации филантропов нами были использованы не только опубликованные материалы, но и обширный архивный фонд «Императорский Московский университет», хранящийся в Центральном историческом архиве г. Москвы (ЦИАМ). Работа с архивными материалами показала, что на самом деле сведения о 391 капитале*, принадлежащем Московскому университету на 1911 г., являются не вполне точными. На деле пожертвований было больше, однако по каким-то причинам они в общероссийский свод не вошли5. Есть основание предполагать, что это недоработка составителей «Указателя пожертвованных капиталов по Министерству народного просвещения».
Пожертвованные капиталы хранились как правило в гарантированных 4%-ных (реже в 3,5%, 5%, 6%-ных) ценных бумагах, что давало возможность получения стабильных дивидендов с такого рода вкладов.
Пожертвования до 1861 г.
Хотя подавляющая часть благотворительных капиталов была внесена уже в пореформенный период, однако это благородное дело зародилось еще в конце XVIII в., когда представитель династии знаменитых горнозаводчиков Демидовых6, действительный статский советник Прокопий Акинфиевич Демидов (1710—1788), пожертвовал 20 тыс. руб. на стипендии неимущим студентам и 10 тыс. руб. на здание Московского университета.
Пожертвования Демидовых продолжились и в дальнейшем. Один из племянников П.А. Демидова — тайный советник Николай Никитич Демидов (1773—1828) — в 1813 г. подарил Московскому университету богатейшее собрание редкостей, а другой племянник — действительный статский советник Павел Григорьевич Демидов (1738—1821), который был учеником К. Линнея и вел научную переписку с Ж. Добантоном и Л.Л. Бюффоном, — в 1803 г. подарил Московскому университету коллекцию минералов и художественных ценностей, библиотеку, собираемую в течение всей жизни, и капитал в 100 тыс. руб., а в 1806 г. — минц-кабинет, содержавший несколько тысяч монет и медалей (стоимость коллекций была в тот период оценена в 250 тыс. руб.)7. Кроме материальных и научных ценностей, П.Г. Демидов принес в дар университету также 3578 душ в Ярославской губернии (послужившие впоследствии к основанию Демидовского лицея в Ярославле). Упомянутый капитал в 100 тыс. руб. предназначался Московскому университету с тем, чтобы «часть процентов с этой суммы употреблялась на содержание студентов, часть на отправление достойнейшего из них в иностранные университеты и часть на содержание кафедры натуральной истории с поручением ее иностранному профессору, пока эта важная часть наук дойдет у нас до большего совершенства»8. На эту профессорскую должность были разосланы приглашения в ведущие немецкие университеты, а из откликнувшихся на предложение выбран известный профессор Г.И .Фишер из Майнца9.
(Что касается «демидовских» стипендий, то они были учреждены с 1813 г., и просуществовали более 100 лет до наступления советской эпохи. На 1911 г. общая сумма капиталов стипендий имени Демидова составляла 60592 руб., проценты с них ежегодно составляли 2438 руб. Выдавались 19 стипендий на всех факультетах, хотя при этом, согласно желанию жертвователя, отдавалось преимущество студентам, занимающимся естественными науками10.)
Указом 17 марта 1804 г. были утверждены новые Правила для университета и подведомственных ему учреждений (народных училищ), а 4 ноября 1804 г. был принят Устав. В этих правилах, в частности, содержалось «приглашение к патриотам содействовать благу отечественного просвещения», что было выражено в словах: «Все благонамеренные граждане, при устроении училищ вспомоществуя Правительству патриотическими приношениями и пожертвованиями частных выгод общей пользе, приобретут особенное и преимущественное право на уважение своих соотчичей и на торжественную признательность учреждаемых ныне заведений, имеющих возвысить в нынешнее и утвердить на предбудущее время благосостояние и славу их Отечества»11.
Следуя примеру П.Г. Демидова, на этот призыв откликнулись многие состоятельные лица.
Крупнейшим было пожертвование княгини Е.Р. Дашковой — первого президента Российской академии наук. А в мае 1807 г. она передала в дар университету кабинет натуральной истории и другие редкости, собранные ею более чем за 30 лет в количестве более 15 тыс. предметов. Это пожертвование было оценено в 50 тыс. руб.12
В том же 1807 г. попечитель Московского учебного округа и Московского университета граф А.К. Разумовский подарил для университетского ботанического сада собрание редких растений из своего знаменитого подмосковного ботанического сада в имении Горенки. Протоиерей Ф.А. Малиновский передал пожертвования для ризницы университетской церкви и гимназии на сумму 7054 руб., составленную из его личных средств, денег княгини А.В. Гагариной, действительного статского советника М.Н. Соколовского, графа Н.П. Шереметева и других лиц. В феврале 1808 г. статская советница А.С. Оленина подарила университету свой каменный дом на Кисловке и 1 тыс. руб. на ремонт этого здания, а несколько месяцев спустя — еше 1 тыс. руб. на университетские нужды13.
Новый приток пожертвований пошел после 1812 г. В результате пожара Москвы университетское хозяйство понесло большие убытки — надо было восстанавливать зоологический музей и библиотеку, и практически все усилия в этом направлении были сделаны филантропами — Н.Н. Демидовым, П.Г. Демидовым, Лажаром, Фрейрейсом, профессорами Фишером и Двигубским, тобольским губернатором А.М. Тургеневым и другими. К примеру, граф А.К. Разумовский подарил собрание европейских насекомых, московские купцы В.С. и П.С. Алексеевы купили и передали коллекцию насекомых и растений, собранную профессором Адамсом во время путешествия по России.
Начал прирастать и стипендиальный фонд. Известный шведский ботаник статский советник Христиан Стевен, специалист по систематике растений, работавший в России, передал музею многочисленное собрание насекомых с условием, чтобы с суммы в 12 тыс. руб. (так была оценена его коллекция) ежегодно выдавалось 600 руб. процентных денег двум студентам, наиболее преуспевающим в зоологии и ботанике. Стипендия эта была учреждена не сразу, а в 1829 г. и наряду с демидовскими стипендиями просуществовала до 1917 г.14
В 1816 г. была учреждена стипендия имени игумена П. Симантовского (для студентов из Малороссии), пожертвовавшего капитал в 4 тыс. руб., и стипендия имени действительного статского советника М.Н. Соколовского, пожертвовавшего 2 тыс. руб. Общество любителей российской словесности в 1821 г. внесло 5 тыс. руб. в Сохранную казну Московского воспитательного дома (в отсутствие до 1840-х гг. в России таких кредитных учреждений, как банки, на вклады в Сохранную казну наращивались проценты) «на вечные времена», чтобы на проценты с этой суммы «воспитывался студент, отличнейший по русской словесности». Стипендия была учреждена с 1822 г. В 1824 г. неизвестные благотворители через титулярного советника Васильева внесли туда же 8 тыс. руб. на две стипендии для студентов из малороссийских губерний (стипендии учреждены в 1827 г.)15.
В торжественном актовом зале университета в 1820-х гг. рядом с портретами царствующих особ и учредителя университета Шувалова были повешены две медные доски, на которых, в соответствии с «правилами о наградах благотворителям» (изданных министром народного просвещения графом А.К. Разумовским), «для всегдашней памяти» записывались золотыми буквами имена филантропов. На одной доске были записаны: Прокопий, Григорий и Никита Акинфиевичи Демидовы; коллежский асессор Я.Б. Твердышев; грузинский царевич генерал-аншеф Георгий Вахтангович; генерал-лейтенант Г.А. Строганов; обер-егермейстер П.С. Сумароков; П. Симантовский; сенатор М.Т. Собакин; М.Н. Соколовский; Б.М. Салтыков. На другой: П.Г. Демидов; князь А.А. Урусов; княгиня Е.Р. Дашкова; А.С. Оленина; московский 1-й гильдии купец Грачев; камергер В.А. Всеволожский; Н.Н. Демидов; И.И. Крубер; Общество любителей российской словесности; Х. Стевен и Неизвестный (пожертвовавший на стипендию 8 тыс. руб.)16. Доски эти, по личному воспоминанию москвоведа В.В. Сорокина, долгое время работавшего главным библиографом университетской библиотеки, исчезли спустя почти полтора столетия, провисев вплоть до 1960-х гг.17
Пожертвования продолжали поступать. В 1826 г. купчиха Кулакова передала в пользу университета 10 тыс. руб. и машину делителя, за что получила высочайшую благодарность от Николая I. Греческий дворянин З.П. Зосима (ранее жертвовавший книги в библиотеку) в 1827 г. подарил университету свою дачу на Трех Горах, где впоследствии было возведено здание обсерватории18.
Вернемся к благотворительным капиталам. В 1831 г. были учреждены для юридического факультета 5 стипендий А.В.Алексее-вой, предназначенные «пяти бедным студентам, готовящимся в гражданскую службу, не имеющим средств, по бедности своей, продолжать курс учения». По условиям пожертвования, на эти стипендии могли претендовать «самобеднейшие и похвального поведения студенты», причем требуемые 5 человек избирались из большего числа по жребию (жеребьевка происходила в Правлении университета). На 1911 г. капитал Алексеевой составлял 16085 руб., с которых получили на проценты 643 руб., делившиеся на пять равных частей19. В том же году поступили по духовному завещанию капиталы от А.С. Кустовского, саратовского хирурга (или, по терминологии того времени, «оператора»), в размере 16 тыс. руб. ассигнациями (на 1911 г. сумма составила 10817 руб.), «чтобы на проценты сего капитала обучаемы были врачебным наукам сироты бедных врачей совершенно русских, которых даже и фамилия была бы не иностранная»20, а также от Кочубея — на 5 стипендий (на 1911 г. сумма составила 11135 руб.)21. В 1831 — 1832 гг. в университет поступили пожертвования по 1 тыс. руб. ассигнациями от профессора Е.О. Мухина (для приобретения приборов для обсерватории), моршанского купца Смесова и крестьянина Малюгина22.
Покупка учебных пособий была одной из основных форм филантропической деятельности в сфере образования. По свидетельству С. Шевырева, в 1840—1841 учебном году «отставной гвардии капитан Горихвостов пожертвовал 5714 руб. 28 коп. сер[ебром] на покупку у доктора Озена из Парижа изобретенной им машины, изображающей женщину-родильницу», и заплатил еще 1142 руб. 85 коп., чтобы оплатить приезд Озена в Москву для демонстрации студентам-медикам действия этой машины23.
С мая 1841 г. в Московском университете была установлена, по примеру Петербургского университета, сумма денежного сбора со «своекоштных» студентов в размере 28 руб. 57 1/7 коп. серебром с человека, за исключением тех, кто предоставлял свидетельство о бедности. Эти деньги расходовались в дальнейшем, помимо трат на содержание университета и жалованье профессорам, на выдачу единовременных пособий беднейшим из своекоштных студентов и отличнейшим из своекоштных студентов недостаточного состояния «для дальнейшего усовершенствования по окончании ими университетского курса»24.
До 1861 г. было учреждено еше 4 стипендиальных капитала: профессора Горюшкина на 2 стипендии (1842), московского купца И.Н. Денкоглу (1845) для студента из болгар, князя И.А. Лобанова-Ростовского (1852) «тому из студентов, который при отличных способностях и нравственности будет более нуждаться в пособии», и разных лиц на стипендию имени профессора Грановского (1857) студенту, окончившему историко-филологический факультет и желающему держать экзамен на ученую степень25.
Интересна история с пожертвованием сенатора И.А. Лобанова-Ростовского. Выпускник Московского университета, он по случаю 50-летнего служения в офицерском чине решил пожертвовать 5 тыс. руб. серебром на «стипендию благодарного подданного императора Николая I» одному из наиболее нуждающихся студентов. Когда царь утверждал это пожертвование, то наложил резолюцию: «Согласен; но под названием стипендии К. Лобанова»26. С таким названием эта стипендия и присуждалась.
В 1860 г. был учрежден первый премиальный капитал. Сумма в размере 2800 руб. была внесена Н.В. Исаковым и предназначалась на выдачу премий за лучшее годичное сочинение для студентов историко-филологического факультета. По условию, поставленному жертвователем, филологическое сочинение не должно было являться плановой студенческой работой, а писаться особо, с одобрения профессора. К конкурсу принимались сочинения на русском и латинском языках, однако «при одинаковом достоинстве» предпочтение отдавалось труду на латинском языке27.
Кроме денег, университет получал в дар книги для библиотеки и многочисленные экспонаты для минералогического кабинета, гербария и зоологического кабинета. Любопытно, что в зоологический кабинет в 1838 г. (когда, кстати, он переехал из главного корпуса на Моховой в Пашков дом) пожертвованы были восемь частей различных костей мамонта, найденных при рытье котлована для фундамента Храма Христа Спасителя (поступили от Комиссии по строительству храма)28, а в 1847 г. прислан зуб мамонта, найденный близ станции Завидово Московской губернии.
Что касается стипендиальных капиталов, то из поступивших до 1861 г. в свод «Указатель пожертвованных капиталов...» было включено 13. Они обеспечивали 43 стипендии, и, по данным 1911 г., их денежное выражение составляло 160104 руб.
К концу 1860 г. в Московском университете числилось 1653 студента, причем 1403 чел. (85%) являлись «своекоштными», и только оставшиеся 15% пользовались стипендиями (Приказов общественного призрения, Московского воспитательного дома, разных учебных округов, дворянства разных губерний и др.). Казенными стипендиями, которых было 13129, пользовались около 8% от всего числа студентов. В этот период (1860—1861 учебный год) на всех четырех факультетах университета действовала 41 (из 43 имеющихся) стипендия «частных лиц и жертвователей»30, и это означало, что только 2,6% студентов обучалось за счет частных стипендий31.
Пожертвования 1861—1914 гг.
Близкое знакомство с рядом сводов, в частности со «Сборником сведений о стипендиях...» и списками стипендий, опубликованными в ежегодных отчетах университета, показало, что материалы «Указателя пожертвованных капиталов...» требуют корректировки. На основании всех трех вышеназванных источников, а также материалов фонда 418 в ЦИАМ нами была составлена таблица, содержащая сведения о количестве учрежденных (к использованию) в каждом году капиталов на стипендии, пособия, премии, а также стоимости этих капиталов в денежном выражении. Капиталы, пожертвованные на создание отдельных заведений в университете (клиник, кафедр и т.д.), а также на содержание коек в клиниках медицинского факультета, в подсчеты не вошли.
Поскольку данные, вошедшие в «Указатель пожертвованных капиталов...», завершаются хронологически 1909 г., то цифры за 1910—1914 гг. были получены путем сопоставления данных сведений из ежегодных отчетов университета за 1910—1914 гг. (где содержалась информация о всех пожертвованиях университету) с ведомостью стипендий, премий, пособий, выданных в 1914 г.32
Если брать динамику по десятилетиям, то в период 1861 — 1870 гг. всего было внесено пожертвований на сумму 270417 руб., в 1871-1880 - 683500 руб., в 1881-1890 - 1034500 руб., в 1891 — 1900 - 1186053 руб., в 1901-1910 -1223474 руб., в 1911 — 1914 гг. — 576641 руб. Таким образом, каждое десятилетие поток пожертвований в пользу университета неуклонно возрастал.
Весьма показательными оказались также данные о динамике количества студентов и суммы благотворительных капиталов университета по десятилетиям, а также итоговые данные на 1914 г. (учтены все капиталы, как стипендиальные, так и на учреждения).
Таблица 1
Благотворительные капиталы Московского университета для обеспечения научных премий, студенческих стипендий и пособий (за слушание лекций)
Примечание: (1) — учрежденные в 1910—1914 гг., но не идентифицированные точно по году учреждения.
Источник: Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1869—1870 академическом и 1870 гражданском году. М., 1871. С. 62; Речи и отчет, произнесенные в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1871 года. М., 1870. С. 55; Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1880 год. М., 1881. С. 57; Речи и отчет, читанные в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1881 года. М.» 1881. С. 70; Речь и отчет, читанные в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1891 года. М., 1891. С. 36, 139; Речь и отчет, произнесенные в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1901 года. М., 1901. С. 101, 232; Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1910 год. М., 1911. (Осн. вып.). С. 66. (Доп. вып.) С. 119, 121; Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1914 год. (Осн. вып. Ч. 1). М., 1915. С. 320.
Таблица 2
Возрастание количества студентов и сумм благотворительных капиталов
Цифры показывают, что денежное выражение благотворительных капиталов в пользу Московского университета постоянно росло. Поток пожертвований стал особенно интенсивным начиная с 1890-х гг. Это было связано, с одной стороны, с осознанием в обществе роли народного образования в процессе политического укрепления и экономического роста страны, а с другой стороны, с тем, что участие в благотворительности стало одним из параметров социального престижа.
Стимулом для внесения пожертвований, получающих имя жертвователя, стало высочайше утвержденное положение Комитета министров от 14 декабря 1877 г. «О порядке присвоения особых наименований всякого рода учреждениям благотворительным и общеполезным», которое разрешалось применять, если «стипендии или другие взносы обеспечиваются взносом капитальной суммы, ежегодные проценты с которой соответствовали бы размеру учреждаемой стипендии»33. Это законоположение было развито далее в высочайше утвержденном мнении Государственного совета «О порядке присвоения особых наименований общеполезным установлениям (учебным и благотворительным)» от 26 мая 1897 г., где только именования в честь императорской семьи получали название «по усмотрению Государя», а остальные именованные капиталы могли быть учреждаемы с разрешения местной власти34.
Таким образом, филантропы, внося пожертвования, удовлетворяли как свою потребность послужить общественному благу, так и личное честолюбие — стремление увековечить свое имя в названии стипендии, пособия, клиники, библиотечного зала, студенческой аудитории или койки в стационаре университетских клиник.
Пожертвования для платы за обучение
В университете существовали три рода денежных выдач из частных пожертвований: стипендии для подготовки к профессорскому званию (1500—2000 руб. в год), студенческие стипендии (42—800 руб. в год), пособия для платы за слушание лекций (4— 150 руб.). Стипендиальные капиталы и пособия в начале XX в. обеспечивали обучение на частные средства до 10—15% всех студентов, главным образом беднейших из них.
Необходимо отметить, что на основании общих правил пособия за слушание лекций не выдавались на руки студентам, а перечислялись правлением университета в соответствующие источники. «По малоуспешности» или «по неодобрительному поведению» студент мог быть лишен стипендии, выдаваемой на 1—2 года или на весь срок обучения.
По данным 1910 г., из 9940 студентов получали вспомоществование для платы за обучение 3545 чел. (35,7%), в том числе стипендии — 725 чел. (7,3%), пособия — 884 чел. (8,9%), освобождение от платы за счет сбора за слушание лекций со своекоштных студентов — 1936 чел. (19,5%)35.
Стипендии были трех видов: 1) казенные, 2) из разных ведомств и учреждений, 3) из пожертвованных капиталов. Пособия также подразделялись на поступавшие 1) из Государственного казначейства и 2) из общественных и частных источников.
Число казенных стипендий в 1910 г. составляло 165. Сюда входили 3 стипендии «Государя императора» (повышенные), а также 55 медицинских, 16 педагогических, 44 Кавказского учебного округа, остальные 47 — от Виленского, Дерптского, Варшавского учебных округов, Нижегородского дворянства, Смоленского дворянства, Переселенческого управления, семинарские, «славянские» и «литовские» стипендии. Все эти стипендии финансировались из казенных сумм по особым правилам, и обычно их получали студенты по определенному территориальному или национальному признаку, выпускники соответствующих учебных заведений (например, духовных семинарий).
Число стипендиатов разных ведомств и учреждений составляло 120 чел. Стипендии выделяли земские и городские управы, общественные организации, учреждения, войсковые соединения, департаменты министерств и ведомств. К примеру, в Московском университете имелись стипендиаты городских управ городов Астрахани, Баку, Елисаветграда, Рязани, Тифлиса; Владимирского, Вологодского, Евпаторийского, Калужского, Костромского, Пензенского, Рязанского и других земств; дворянских обществ Полтавской, Рязанской и других губерний; Астраханского и Кубанского войск; начальника Терской области, оренбургского и семипалатинского губернаторов; Государственного контроля, Министерства иностранных дел и Хозяйственного управления при Св. Синоде. Наибольшее число таких стипендий финансировалось органами местного управления — городскими и земскими управами, причем от ряда земств центральных губерний содержались в Московском университете 10—25 стипендиатов от каждого губернского земства ежегодно.
Число стипендиатов частных лиц составляло 440 чел.
Что касается пособий за слушание лекций, то 438 пособий обеспечивалось из средств Государственного казначейства, а 446 — из общественных и частных сумм.
В фокусе нашего внимания, конечно, будут стипендии и пособия, содержавшиеся на пожертвования частных лиц. Надо сказать, что число выдаваемых стипендий, как правило, было меньше, чем число капиталов, принадлежавших университету. Дело в том, что, передавая деньги (а иногда недвижимость для последующей продажи) университету, благотворители в некоторых случаях достаточно четко очерчивали круг лиц, из которых мог быть выбран претендент на стипендию. Иногда ряд стипендий оставался свободным, поскольку среди студентов не находилось кандидата, по своим анкетным данным годного для участия в конкурсе на стипендию. К примеру, кандидат прав М.А. Яковлев, пожертвовавший в 1906 г. средства на стипендию для одного из беднейших студентов юридического факультета, непременно желал, чтобы претендент происходил из Горийского уезда Тифлисской губернии, а в случае отсутствия такового — из Зеньковского уезда Полтавской губернии36. (Кстати, в 1914 г. эта стипендия выдавалась.)
В некоторых случаях проценты с капиталов, переданных Московскому университету и учрежденных к использованию, выдавались в так называемое «пожизненное пользование» лицам, названным завещателями. Скажем, проценты с внесенной в 1888 г. дворянкой М.П. Муравьевой-Апостол суммы в 50800 руб. вплоть до 1914 г. выдавались некоему господину С. Лесневичу37. Капитал профессора Разцветова, умершего в 1902 г., по условиям завещания оставался шесть лет в пожизненном пользовании его вдовы, после смерти которой стал использоваться с 1908 г. на стипендии38.
Лишь немногие стипендии выдавались по типовым «общим» правилам, установленным правлением на тот случай, если благотворитель не выражал особых пожеланий. В большинстве же своем благотворители не только указывали, что стипендия может быть присуждаема бедным и недостаточным студентам, «отличающимся хорошим поведением и успехами в науках», но ставили более четкие условия для стипендиатов. Приведем примеры формулировок.
Стипендия имени А.П. Бахрушина (1905) предназначалась для лиц «христианского вероисповедания и русского происхождения, преимущественно уроженцев Рязанской губ.» (откуда родом были предки Бахрушина). Стипендия имени Данилова (1889) — всего присуждалось 24 стипендии, по 6 на каждый факультет — по условию, поставленному жертвовательницей, купчихой Ушаковой, могла быть присуждаема «студентам исключительно русского происхождения, преимущественно уроженцам Калужской губ.», причем евреям стипендии не могли «быть назначаемы». Стипендия имени М.Н. Каткова (1882), на деньги, внесенные неким господином Краснокутским, могла выдаваться «одному из отличных студентов историко-филологического факультета за особенные успехи в обоих древних языках». При этом студент должен был быть «из лиц коренного русского происхождения и из великорусских губерний, что служило бы некоторою гарантиею его национального образа мыслей, необходимого для русского публициста». В условиях присуждения стипендии жертвователь указывал еще следующее: «Желательно также, чтобы стипендиат-филолог старался основательнее ознакомиться в подлинниках с сочинениями древних авторов, способствующими политическому образованию, преимущественно с ”Политикою” Аристотеля, также речами Демосфена и историями Фукидида и Ливия»; и, наконец, избирать стипендиата следовало комиссии из штатных преподавателей древних языков39. Стипендия тайного советника С.А. Маслова (1870) служила «для студентов-славян»40. А московский купец Г.Б. Мичинер в 1890 г. пожертвовал капитал на 4 стипендии, предназначавшиеся именно «студентам из евреев»41. Стипендия имени графа С.Ю. Витте, учрежденная в 1906 г. на средства Московского общества старообрядцев, предназначалась «одному из недостаточных студентов старообрядческого вероисповедания (по Рогожскому кладбищу)»42.
Учрежденная в 1865 г. на средства Раевского «Ломоносовская» стипендия могла присуждаться уроженцам Архангельской губернии и «преимущественно, если то будет возможно, уроженцам Холмогорского уезда». Стипендия имени казачьего атамана П.Г. Луковкина (1875) назначалась уроженцам области войска Донского, окончившим курс в Новочеркасской гимназии.
Ряд стипендий предназначался благотворителями для лиц дворянского происхождения — стипендии имени отставного штаб-ротмистра И.Н. Аскарханова (1895), действительного статского советника П.И. Довголевского (1899), гвардии полковника Н.И. Дурново (1881), Ф.А. Кошелева (1886), полковника С.М. Забелина (1879), тайного советника С.А. Ивановского (1907) и др.; и при этом часто указывалась губерния, из которой должен был быть родом кандидат на стипендию.
Существовали специальные стипендии для лиц из купеческого, крестьянского и мещанского сословий. Так, в 1873 г. была учреждена стипендия имени коллежского советника Н.Ф. Никулина «для беднейших студентов [...] из мещан или крестьян Калужской и Тульской губерний». Стипендия имени рижского мещанина Т.Я. Ченикова (1896) предназначалась студенту из купеческого сословия (непременно уроженцу г. Риги, чисто русского происхождения), а стипендии А.В. Лебедева (1869) и Ф.Ф. Красковского (1904) — студентам «из детей лиц духовного звания». На получение стипендии тайного советника Боголюбова (1880) преимущество имел «сын военного врача или ветеринара, или фармацевта (...) в случае неимения такового, первенство отдается вообще сыновьям лиц медицинского сословия — христианам», при этом студент медицинского факультета, пользовавшийся данной стипендией, был обязан «посвятить себя преимущественно изучению хирургии» и не имел права переходить на другой факультет43. При присуждении стипендии Н.С. Мазурина (1893) предпочтение отдавалось «детям лиц торгово-промышленного класса»44.
В условиях ряда других стипендий, например имени архитектора В.В. Баркова (1908), тайного советника Л.А. Верховцева (1904), профессора Н.Э. Лясковского (1904), Влад. И. Щуки на (1908), С.Ю. Витте (1897), бывшего председателя Московского окружного суда Н.В. Давыдова (1908), напротив, специально оговаривалось, что их могут получать студенты «без различия вероисповедания и национальности», а также сословия.
Некоторые стипендии предназначались для детей того профессионального круга, к которому принадлежал жертвователь. К примеру, стипендия имени Ф.Н. Плевако, пожертвованная присяжным поверенным И.Т. Саксом в 1896 г., предназначалась для студентов «православного вероисповедания, русского происхождения, исключительно из детей или усыновленных, родители или усыновители которых состояли или состоят чинами магистратуры, прокуратуры или присяжными поверенными, причем такому студенту, носящему фамилию "Плевако", отдается предпочтение»45. Стипендией имени бывшего председателя Радомского окружного суда П.А. Белоусова (1906) могли пользоваться «студенты |...| из детей должностных лиц Радомского окружного суда, кои по недостатку средств не в состоянии будут дать им университетское образование», и преимуществом обладали сироты46. Стипендия имени лекаря, коллежского асессора Н.С. Ивашутича (1879), предназначалась для «сына священника или доктора». Стипендия имени П.А. Тучкова (1865) назначалась недостаточному студенту преимущественно из детей чиновников управления московского военного генерал-губернатора, «а за неимением таковых, одному из недостаточных детей лиц, служащих вообще в г. Москве». Пособие имени драматурга А.Н. Острове кого (1900), учрежденное на средства Общества русских драматических писателей и оперных композиторов, предназначалось студенту «из сыновей членов Общества русской национальности, православного вероисповедания»47, а стипендия имени писателя П.Д. Боборыкина, учрежденная на капитал, внесенный в 1911 г. Обществом деятелей периодической печати и литературы по случаю 50-летия литературной деятельности писателя, — студенту историко-филологического факультета, преимущественно из детей нуждающихся писателей48. Имелась даже стипендия «в память 25-летия существования Податной инспекции», пожертвованная группой податных инспекторов в 1910 г. и предназначенная именно для сыновей служащих и отставных податных инспекторов и помощников податных инспекторов49.
В условиях выдачи ряда стипендий указывалось, что первоочередное право на пользование ими имеют близкие родственники жертвователя (в условиях стипендии Д.А. Байкова (1903) были перечислены дети племянника и племянницы, а также близких знакомых). Стипендия имени потомственной почетной гражданки Т.П. Прусаковой (1907) в первую очередь предназначалась для внуков завещательницы — Георгия и Александра Прусаковых, в случае поступления их в университет, а после использования внуками — одному из беднейших студентов.
Необходимо обратить внимание на такое важнейшее явление российской благотворительности, как анонимные пожертвования. Следуя христианскому побуждению, некоторые жертвователи скрывали свое имя, считая, что мало-мальское тщеславие греховно при творении доброго дела. Они следовали завету Св. Димитрия Ростовского, который говорил, что «дела милосердия следует творить втайне, ибо мы совершаем их не ради человеческой славы, а ради любви к Богу и ближнему».
Целый ряд подобных стипендий и пособий был и среди благотворительных капиталов Московского университета. Они передавались благотворителями в правление университета через знакомых профессоров или других третьих лиц.
Напомним, что первая стипендия «от неизвестных благотворителей» поступила еще в 1827 г. В 1874 г. от анонима поступил капитал в размере 8500 руб. на «Константино-Варваринскую» стипендию для беднейшего студента медицинского факультета «из купеческого или мещанского сословий Московской губернии». Как нам удалось установить, анонимным жертвователем являлся крупнейший текстильный фабрикант из Серпухова — мануфактур-советник К.В. Третьяков. Стипендия была названа им по его имени и имени супруги Варвары. Позже, по духовному завещанию, Третьяков передал Московскому университету еще 25 тыс. руб. на стипендию, учрежденную с 1913 г.50 Племянник К.В. Третьякова — Владимир Александрович Третьяков — явился жертвователем капитала (40 тыс. руб.), проценты с которого служили для выдачи на медицинском факультете 5 стипендий «имени Неизвестного» (деньги по духовному завещанию Третьякова, умершего в 1881 г., были внесены в 1893 г., стипендии учреждены с 1906 г.)51.
В 1880 г. был внесен капитал в размере 1 тыс. руб. на пособия за слушание лекций для «одного из беднейших студентов» от «неизвестной благотворительницы А.»52. В 1902 г. другая неизвестная благотворительница передала капитал в 10 тыс. руб. на пособия за слушание лекций, дав этому пособию красноречивое название «Долг совести»53. В том же 1902 г. было внесено еще два анонимных пожертвования — 5 тыс. руб. на нужды кафедры агрономии и агрономической лаборатории при университете и 1 тыс. руб. на нужды поликлиники при кафедре хирургической патологии и на лечение несостоятельных больных54. Годом ранее врач А.Н. Ачкасов внес 2400 руб. для выдачи на проценты пособий за слушание лекций на медицинском факультете, в условии указав, что пособие должно называться «имени Неизвестного»55.
Со временем формулировка «от лица, пожелавшего остаться неизвестным» или «от жертвователя, пожелавшего скрыть свое имя» стала достаточно употребительной. Например, в 1914 г. от одних анонимных благотворителей был передан капитал в 12850 руб. в процентных бумагах «на образование фонда на устройство и оборудование помещения для студенческой столовой», а от других — первоклассное европейское медицинское оборудование для Онкологического института имени Морозовых — аппарат «Арех» для глубокой терапии страдающих опухолями и аппарат «Siemens» для рентгенодиагностики (следует сказать, что рентгеновское обследование в тот год прошли более 1000 больных)56.
Пожертвование не всегда могло быть в виде наличных денег или ценных бумаг. В дар университету жертвовалась и недвижимость: помещичьи имения или городские дома. Как правило, такие пожертвования переходили по духовным завещаниям, поскольку до последних дней там проживал владелец, завещавший после своей кончины продать имущество и на вырученные деньги учредить капитал на стипендию его имени.
В 1895 г. по духовному завещанию коллежского асессора Д.А. Караулова Московскому университету было передано его имение. По условиям пожертвования, после его продажи следовало учредить на полученные деньги 2 стипендии имени Караулова без различия факультетов. Стипендиаты должны были избираться из лиц духовного звания — уроженцев Вологодской губернии57. Дела по продаже имения и учреждению капитала (он был достаточно крупным, составив более 15 тыс. руб.) тянулись около 9 лет, и в результате стипендии стали выдаваться с 1904 г.
Любопытно и довольно необычное пожертвование профессора юридического факультета Г.Ф. Шершеневича (1863—1912), между прочим являвшегося депутатом I Государственной думы от г. Казани. Кроме пожертвованного в 1910 г. по духовному завещанию капитала в 10 тыс. руб., он завещал Московскому университету авторское право на его сочинения, «с тем, чтобы исправления последующих изданий производились под редакцией юридического факультета, а доходы, за отчислением вознаграждения в пользу непосредственных редакторов, шли на взнос платы за беднейших слушателей юридического факультета без различия национальности и вероисповедания»58.
Все приведенные примеры показывают, что в течение нескольких пореформенных десятилетий в сфере благотворительных пожертвований университету постепенно сложилась ее особая, юридически проработанная регламентация, создававшая условия для быстрой и эффективной реализации пожертвований.
Крупнейшие пожертвования
Крупнейшие пожертвования Московскому университету имели поистине всероссийский масштаб и вошли в историю отечественной благотворительности благодаря значительной величине денежных сумм, принесенных в дар университету, и значимости реализованного пожертвования для развития культуры, науки и здравоохранения в России.
Рассмотрим пожертвования, величина которых составила 100 тыс. руб. и более. Прежде всего, это пожертвования на создание университетских клиник.
В 1882 г. известная московская благотворительница и общественная деятельница, владелица Тверской мануфактуры Варвара Алексеевна Морозова (1848—1917)59 внесла пол миллиона рублей на устройство психиатрической клиники медицинского факультета Московского университета. Предварительно Морозова советовалась с известным невропатологом и психиатром А.Я. Кожевниковым, как лучше употребить средства, завещанные ее мужем А.А. Морозовым на благотворительные цели. Психиатрическая клиника имени А.А. Морозова была построена в октябре 1886 г. и начала работу в ноябре 1887 г.60 Попечитель Московского учебного округа граф П.А. Капнист в речи на освящении здания клиники сказал: «Университет навсегда сохранит на страницах своих летописей благодарную память об имени В.А. Морозовой. (...) В критический момент, когда очень возросло число студентов, а аудиторий и клинических помещений не хватало, был выработан преподавателями факультета строго и всесторонне обдуманный план устройства целого клинического городка. Однако, из-за громадности сумм, план этот казался неосуществимым. (...) Но мы ошибались, мы были неправы перед Москвою, ее обществом и отдельными ее гражданами. В самую критическую для университета минуту явился сперва целый ряд крупных пожертвований, среди коих первое место принадлежит пожертвованию В.А. Морозовой, достигшему полмиллиона рублей, а затем и Москва пришла на помощь, принеся университету в дар громадный участок земли на Девичьем поле»61.
В 1894 г. началось, а в октябре 1896 г. было закончено строительство клиники ушных, носовых и горловых болезней на средства потомственной почетной гражданки Юлии Ивановны Базановой. При этом строительство клиники стоило около 500 тыс. руб., 527600 руб. в ценных бумагах было передано правлению университета на обеспечение клиники на проценты с этого капитала62. Клиника имени Ю.И. Базановой стала первым специализированным ЛОР-учреждением в России со стационаром на 25 коек, где студенты могли проходить необходимую лечебную практику.
В 1903 г. университету, вновь по инициативе В.А. Морозовой, поступило пожертвование на создание Института для лечения страдающих злокачественными опухолями (Ракового института имени Морозовых). Институт был выстроен исключительно на частные пожертвования: сама В.А. Морозова дала 30 тыс. руб., три ее сына — по 30 тыс. руб.; к ним присоединились А.В., М.Ф., Ф.Е., С.И. и Е.П. Морозовы; С.Ю. Крестовникова; П.М. Савицкий, внесший 50 тыс. руб.; Н.А. Шахов, пожертвовавший 100 тыс. руб., и другие. Всего удалось собрать около 350 тыс. руб. В 1905 г. Раковый институт был открыт. Крупнейший российский онколог, профессор Л.Л. Левшин, возглавлявший институт в 1905—1911 гг., писал: «Щедрые жертвователи нас выручили не только из крайней нужды, но и гарантировали недостающую на постройку сумму и ассигновали деньги на все обзаведение института»63.
В 1909 г. было принято пожертвование московского текстильного фабриканта П.Г. Шелапутина в размере 119300 руб. на содержание Гинекологического института64. Институт был основан на средства Шелапутина ранее, в 1896 г.
В 1910 г. душеприказчики серпуховского текстильного фабриканта К.В. Третьякова (ок. 1830—1908) внесли 500 тыс. руб. в ценных бумагах «на нужды университетских клиник»65, а коммерции советник С.И. Щукин передал университету (через профессора Г.И. Челпанова, автора популярного курса лекций «Мозг и душа») 100 тыс. руб. «на устройство Психологического института при кафедре философии историко-филологического факультета [...] с тем, чтобы институту было присвоено название "Психологический институт имени Лидии Григорьевны Щукиной"» (в память об умершей двумя годами ранее жене жертвователя)66. Психологический институт действует по сей день в ведомстве Российской академии образования и находится в здании, построенном на средства С.И. Щукина.
Пожертвования приносились для финансирования научноучебных проектов. Так, в 1914 г. И.А. Манташев (из семьи видных бакинских нефтепромышленников), сам выпускник юридического факультета, внес капитал 50 тыс. руб. «для учреждения на проценты с оного при юридическом факультете экономического семинария имени Д.И. Манташевой, имеющего целью научную разработку экономических дисциплин»67.
Пожертвования поступали не только на удовлетворение учебных нужд. На пожертвование была возведена университетская церковь во имя Архистратига Михаила в клиническом городке. На ее создание старейший профессор Московского университета Александр Матвеевич Макеев (1829—1913), крупнейший российский специалист по акушерству, внес в 1893 г. 100 тыс. руб. личных сбережений. В своем заявлении в правление университета Макеев написал, что «потребность в церкви давно ощущается в клиниках и необходимо иметь при столь обширном учреждении собственного священника, могущего во всякое время удовлетворить духовные потребности многочисленных больных»68. Храм, освященный в 1897 г., по воле жертвователя был построен в память брата А.М. Макеева — Михаила Матвеевича, также врача, бывшего ординатора хирургической клиники. Это было не первое пожертвование профессора Макеева, преподававшего в Московском университете 45 лет, — глубоко религиозного человека, который и скончался в построенном им храме прямо во время литургии в возрасте 83 лет. Ранее он финансировал богадельню для престарелых клинических сиделок (5 тыс. руб.) и Клиническое благотворительное общество университета (10 тыс. руб.), председателем которого состоял более 20 лет69. На открытии храма присутствовало все московское начальство, а благотворителю Макееву была вынесена благодарность от императора Николая II, сделанная по всеподданнейшему докладу министра народного просвещения70.
Если брать так называемые «составные» капиталы, то есть внесенные одним лицом на разные цели (оборудование клиник, пособия студентам и т.д.), то здесь весьма примечательна личность такого жертвователя, как профессор медицинского факультета Л.Е. Голубинин (1858—1912). После окончания Московского университета Голубинин работал земским врачом в Пензенской губернии, а затем практиковал в московских больницах, одновременно не прекращая исследовательской работы. После защиты диссертации он был приглашен преподавать в университет, с 1907 г. являлся директором Терапевтической клиники. Голубинин рано ушел из жизни, здоровье его было подорвано многолетней работой «на износ». В некрологе коллеги написали: «А насколько покойный любил родной университет, видно из того, что почти три четверти своего состояния (около 140 тысяч рублей) он завещал на различные нужды университета и клиник»71.
Конечно, стипендиальные капиталы не являлись столь крупными, как пожертвования на учреждения. Однако именно крупные пожертвования играли ведущую роль в финансировании стипендий и пособий для платы за слушание лекций. В ходе нашего исследования была сделана выборка капиталов в размере 50 тыс. руб. и выше, представленная в Таблице 3.
Размер стипендиальных капиталов приводится на 1910 г. (то есть с увеличением суммы за счет присоединения остатка с невыплаченных процентов).
Таблица 3
Благотворительные капиталы в размере 50 тыс. руб. и выше, предназначенные для обеспечения премий за научные сочинения, стипендий и пособий за слушание лекций
Источники: Указатель пожертвованных капиталов...; Сборник сведений о стипендиях...; ежегодные отчеты Московского университета за соответствующие годы.
Анализируя крупнейшие благотворительные вклады, следует отметить, что денежная сумма 15 наибольших капиталов составила около 1,45 млн руб., то есть почти 20% от общей суммы благотворительных капиталов Московского университета (и на учреждения, и на пособия).
Рассмотрим социальный состав крупнейших жертвователей.
Половина из них принадлежали к торгово-промышленному миру: купчиха Ф.И. Ушакова (о ней почти ничего не известно; возможно, у нее были калужские корни); коммерции советники — чаеторговец и домовладелец К.А. Попов, член руководства ряда московских банков и текстильных предприятий К.Т. Солдатенков; вдовы крупных предпринимателей В.А. Андреева и А.К. Медведникова; потомственные почетные граждане В.И. Щукин и П.А. Павлов. Профессора А.П. Разцветов, П.М. Петров и Л.Е. Голубинин принадлежали к миру науки и по духовным завещаниям оставили капиталы медицинскому факультету, на котором работали 2 жертвователя принадлежали к миру чиновничества. Тайный советник Петр Алексеевич Белоусов служил председателем Радомского окружного суда. О действительном статском советнике Д.А. Байкове и надворном советнике А.А. Потемкине сведений пока не найдено. П.Г. Демидов принадлежал к миру аристократической элиты, хотя его состояния были нажиты благодаря уральским горным заводам. Н.П. Засецкий, гвардии поручик, отнесен нами к категории военных.
П.Г. Демидов (о нем подробно рассказано в разделе о дореформенных пожертвованиях) был известным филантропом начала XIX в. К числу выдающихся московских благотворителей принадлежали К.Т. Солдатенков (на его средства были построены крупнейшая городская больница, ныне Городская клиническая больница им. С.П. Боткина, и техническое училище), К.А. Попов (финансировал создание дома призрения вдов и сирот и дома бесплатных квартир), А.К. Медведникова (пожертвовавшая на больницу, рассчитанную на 150 коек, ныне Центральная клиническая больница во имя Св. Митрополита Алексия при Московской Патриархии, и богадельню) и В.А. Алексеева (принадлежавшая к крупнейшим жертвователям Музея изящных искусств и пожертвовавшая средства на создание глазной больницы, сейчас Институт глазных болезней им. Гельмгольца, и низших училищ)72.
Весьма интересно пожертвование П.А. Павлова. Оно относится к крупнейшим пожертвованиям в истории российской благотворительности. Однако вначале достаточно трудно было установить какие-либо биографические факты жертвователя и персон, в честь которых был внесен капитал. За потомственным почетным гражданином П.А. Павловым в Москве не числилось никаких торговых или промышленных предприятий, а из недвижимости был только дом в Басманной части. Изучение условий пожертвования внесло ясность в происхождение пожертвованных капиталов. 17 ноября 1893 г. в правление университета поступило заявление, в котором Павлов выразил желание внести капитал в размере 239 тыс. руб.
Из этой гуммы 75 тыс. руб. предназначались «на постройку фундаментальной библиотеки с тем, чтобы один из зал[ов] этой библиотеки был назван залом имени Ивана Ивановича Скворцова и в означенном зале был поставлен его портрет»73. 100 тыс. руб. предназначались на стипендии имени И.И. Скворцова; 50 тыс. руб. — на выдач) премий имени Володи Павлова — двух на историческом отделении историко-филологического факультета и по одной — на медицинском и юридическом факультетах; 14 тыс. руб. — «на стипендии им. Володи Павлова для молодых людей, оставляемых при университете или командируемых за границу по предмету истории, преимущественно русской»74. По условиям пожертвования премии и стипендии имени Скворцова и Павлова могли быть присуждаемы только лицам русского происхождения и православного вероисповедания. Еще одним условием пожертвования было поминовение Павлова и Скворцова в церкви. П.А. Павлов писал: «Я надеюсь, что университет не откажется поминать в своем храме при Божественной литургии дорогие для меня и моей жены имена Владимира и Ивана, в память которых я делаю вышеозначенные пожертвования»75. Эта фраза подтвердила предположения, что пожертвование было сделано в память об умершем сыне П.А. Павлова. Однако о Скворцове сведений найти не удавалось, пока в архивном деле, посвященном пожертвованию Павлова, не была обнаружена бумага из Костромского губернского правления, контролировавшего принятое к исполнению в 1892 г. завещание И. И. Скворцова76. Как выяснилось, Скворцов оставил до 200 тыс. руб. «на раздачу бедным и на дела благотворения» по усмотрению его дочери, Матрены Ивановны Павловой, причем о том, что 75 тыс. руб. действительно были приняты Московским университетом, следовало известить нерехтского уездного исправника. Следы Скворцова привели в Костромскую губернию. Найденные автором сведения о И.И. Скворцове демонстрируют, что он являлся владельцем бумаготкацкой фабрики, существовавшей в Нерехтском уезде с 1871 г.: на предприятии числилось 1500 рабочих, а выработка составляла в середине 1880-х гг. 2,2 млн руб. в год77. Предприятие Скворцова входило в пятерку крупнейших российских бумаготкацких предприятий наряду с фабрикой Гарелина в Иваново-Вознесенске и Кренгольмской мануфактурой в Нарве.
Явление, когда представители предпринимательских родов (старшее поколение которых не получило никакого порядочного образования) жертвовали огромные суммы на развитие народного просвещения, без сомнения, было удивительным. Оно показывало, насколько серьезно в общественном мнении была воспринята и поддержана идея образования как бесспорного фактора прогресса.
Анализ крупнейших пожертвований продемонстрировал, что они вносились очень состоятельными людьми, и, как правило, теми, кто не имел (или потерял) прямых наследников. Показатель бездетности играл решающую роль в 80—90% случаев.
* * *
Финансирование всей системы народного образования, включая высшие учебные заведения, в рассматриваемый период неуклонно возрастало, приобретя форсированные темпы на рубеже XIX—XX вв. С 1903 г. (это был последний «нормальный» финансовый год перед русско-японской войной) и по 1913 г. доля ассигнований Министерству народного просвещения возросла в государственном бюджете с 2,1% до 4,4%78, расходы 1913 г. составили 300% суммы, израсходованной Министерством народного просвещения в 1903 г., что явилось наибольшим ростом абсолютных расходов среди всех ведомств79. Тем не менее, как справедливо отметил ведущий российский исследователь высшей школы А.Е. Иванов, «российская высшая школа имела хрупкую финансовую базу», а «доля Государственного казначейства в нем равнялась 19900056 руб., или 61 %» (по данным 1912 г.)80. В такой ситуации недостаток средств мог быть восполнен только при общественном содействии. И действительно, 39% финансирования высшей школы обеспечивали пожертвования земств, муниципалитетов, общественных организаций и частных лиц.
Во многом необходимость общественного участия в финансировании высшей школы было вызвана демократизацией социального состава студенчества, возрастанием в нем доли низкообеспеченных групп. По собранным в 1875 г. правительственной комиссией данным, «чрезвычайное развитие бедности между студентами» наблюдалось во всех университетах81. Доля дворянско-чиновничьей группы в студенческом контингенте университетов с 1900 по 1914 гг. снизилась с 52% го 36%82. Соответственно увеличивалась потребность в стипендиях.
Благотворительные стипендиальные фонды и благотворительные капиталы на устройство и оборудование аудиторий, лабораторий, библиотек и клиник университета стали своеобразным индикатором востребованности высшей школы российским обществом и экономическими институтами.
Жизнь показала, что даже при отсутствии достаточных государственных средств оказалось возможным изыскать финансовые и человеческие резервы и продвинуть дело образования народа далеко вперед.
Московский университет был избран для «case study», поскольку по количеству внесенных пожертвований он лидировал среди всех российских учебных заведений, располагая (по уточненным в ходе исследования данным) к 1914 г. более чем 500 капиталами на сумму более 7 млн руб.
Благотворительные капиталы, некоторые из которых составляли десятки и даже сотни тысяч рублей, вносились не только на стипендии и пособия за слушание лекций, но также на постройку учебных корпусов, аудиторий и клиник, финансирование работы кафедр и семинаров.
Использование большого числа статистических и фактических данных позволило реконструировать картину пожертвований университету от частных лиц и общественных организаций, начиная с первых пожертвований, внесенных в 1804 г., и заканчивая 1914 г. Удалось установить, что капиталы, предназначенные на стипендии и пособия для платы за слушание лекций, в начале XX в. обеспечивали возможность обучения на частные средства для 10—15% студентов, главным образом беднейших из них. Всего же в 1914 г. пожертвования и проценты с пожертвованных капиталов обеспечили покрытие 18% расходных статей всего годового бюджета Московского университета (составив 526,6 тыс. руб. из 2,9 млн руб.)83.
Автор статьи Ульянова Галина Николаевна — кандидат исторических наук (Институт российской истории РАН).
Настоящее исследование поддержано стипендией программы «Развитие социальных исследований образования в России» Европейского университета в Петербурге, осуществляемой при поддержке Фонда Спенсера. Грант № ООП-74.
*В данной статье мы оперируем сведениями о 389 капиталах, атрибутированных по нескольким источникам (см. Таблицу 1).
1 Актами, заложившими юридические основы развития массового образования, были «Положения о земских учреждениях» и «Положения о начальных народных училищах» 1864 г. и «Положение о городских училищах» 1872 г. Большую роль в осознании необходимости активной борьбы с народной темнотой сыграли голод и холера 1891 — 1893 гг., когда удручающе низкий уровень жизни сельского населения стал ясным для многих представителей российских образованных слоев, включая бюрократию.
2 Куломзин А Н. Опытный подсчет современного состояния нашего народного образования. СПб., 1912. С. 7.
3 Там же.
4 Данные приведены по изд.: Указатель пожертвованных капиталов по Министерству народного просвещения. СПб., 1912. С. 14, 21, 28, 51, 64, 67, 73, 75.
5 По нашим предположениям, это могло произойти потому, что составители свода «Указатель пожертвованных капиталов...» использовали в качестве основного источника извлечения из всеподданнейших отчетов министра народного просвещения и, видимо отчасти, ежегодные отчеты университета, где были упомянуты наиболее крупные и принятые к использованию капиталы. Однако в ряде случаев для принятия капитала мог потребоваться срок в несколько лет, если было необходимо законодательно удостоверить некоторые обстоятельства получения наследства. Ряд такого рода пожертвований в «Указатель пожертвованных капиталов...» не вошел.
6 Семь поколений семьи Демидовых дали России целое соцветие замечательных деятелей промышленности, общественной и культурной жизни, просвещения и благотворительности. На гербе Демидовых, утвержденном в 1877 г., был начертан девиз: «Дела, а не слова», и они неукоснительно следовали этому девизу. Потомки заводчиков сделали великолепную карьеру, прославившись как дипломаты (среди них посланники во Флоренции, Париже и Вене), политические и общественные деятели (курский губернатор и киевский городской голова). Демидовы тратили колоссальные личные средства, полученные от предпринимательской деятельности, на поддержку Московского университета, Томского университета, сиротских приютов и начальных школ. Они создали высший Демидовский юридический лицей в Ярославле, 4 больницы в Курске. В энциклопедии Брокгауза и Ефрона читаем о Павле Григорьевиче Демидове следующее: «Когда в 1802 г. был издан манифест об учреждении министерств, заключавший в себе, между прочим, призыв к пожертвованиям на дело образования в России, Демидов одним из первых откликнулся на него. В 1803 г. на пожертвованные им средства (3578 душ крестьян и 120000 руб.) основано “Демидовское высших наук училище" (теперь Демидовский юридический лицей). В 1805 г. он пожертвовал для предполагаемых университетов в Киеве и Тобольске по 50.000 руб. (...) тобольский капитал к 1880-м гг. возрос до 150 тыс. руб. и пошел на учреждение Томского университета, в актовой зале которого поставлен его портрет» (Цит. по: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии. Репринт. Т. 4. М., 1993. С. 611). Из тобольского капитала были взяты в 1833 г. взаимообразно, по разрешению императора Николая I, средства на покупку дома Пашкова (см.: Шевырев С. История Императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755—1855. М., 1855. С. 480).
7 См.: Огарков В.В. Демидовы, основатели горного дела в России. СПб., 1891; Кафенгауз Б.Б. История хозяйства Демидовых в XVIII— XIX вв.: Опыт исследования по истории уральской металлургии. М.; Л., 1949.
8 Шевырев С. Указ. соч. С. 319—320.
9 Там же. С. 30.
10 Сборник сведений о стипендиях, пособиях и премиях, находящихся при Императорском Московском университете. [М., 1910]. С. 90—91; Указатель пожертвованных капиталов... С. 28.
11 Шевырев С. Указ. соч. С. 320.
12 Там же. С. 372.
13 Там же. С. 391-392.
14 Там же. С. 433; Сборник сведений о стипендиях... С. 28—29.
15 Сборник сведений о стипендиях... С. 104—105, 136—137, 100—101.
16 Шевырев С. Указ. соч. С. 441.
17 Сообщено автору 91-летним В.В.Сорокиным в августе 2001 г.
18 Шевырев С. Указ. соч. С. 512.
19 Сборник сведений о стипендиях... С. 36—37; Указатель пожертвованных капиталов... С. 28.
20 Шевырев С. Указ. соч. С. 512; Сборник сведений о стипендиях... С. 64—65; Указатель пожертвованных капиталов... С. 28.
21 Сборник сведений о стипендиях... С. 96—97; Указатель пожертвованных капиталов... С. 28.
22 Шевырев С. Указ. соч. С. 512.
23 Там же. С. 513.
24 Там же. С. 495.
25 Сборник сведений о стипендиях... С. 90—91, 120—121, 98—99, 2—3; Указатель пожертвованных капиталов... С. 28—29.
26 Шевырев С. Указ. соч. С. 514.
27 Сборник сведений о стипендиях... С. 181.
28 См.: Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1859—1860 академическом и 1860 гражданском году. М., 1861. С. 33. Это была первая находка останков мамонта на территории Москвы.
29 В числе этих стипендий было 2 стипендии на историко-филологическом факультете, 6 — на физико-математическом, 3 — на юридическом и 120 — на медицинском.
30 В числе их было 2 стипендии на историко-филологическом факультете, 11 — на физико-математическом факультете, 8 — на юридическом и 20 — на медицинском.
31 Рассчитано по: Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1859—1860 академическом и 1860 гражданском году. Приложение № 3: Перечневая ведомость о числе студентов и вольных слушателей. Удалось установить, что в 1860 г. Демидовскими стипендиями пользовались, в частности, 6 студентов 3—4 курсов медицинского факультета: Константин Володзько, Евгений Гусев, Людвиг Крейбих, Александр Покровский, Константин Саросек и Степан Лостовский.
32 Ведомость о стипендиях, находившихся при Московском университете, и о числе лиц, пользовавшихся ими в 1914 г. // Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1914 год. (Осн. вып. Ч. II). М., 1915. С. 244-261.
33 Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗ). Собрание II. Т. LII (1877). № 57978.
34 ПСЗ. Собрание HI. Т. XVII (1897). № 14152.
35 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1910 год. (Доп. вып.) С. 120.
36 Приведено по: Сборник сведений о стипендиях... С. 48—49.
37 См.: Центральный исторический архив г. ’Москвы (далее —ЦИАМ). Ф. 418. Оп. 234. Д. 23.
38 Всеподданнейший отчет министра народного просвещения за 1902 год. СПб., 1904. С. 126.
39 См.: Сборник сведений о стипендиях... С. 2—7.
40 Там же. С. 134-135.
41 Там же. С. 98-99.
42 Там же. С. 118-119.
43 Там же. С. 54-55.
44 Там же. С. 64-65.
45 Там же. С. 42.
46 Там же. С. 116-117.
47 Там же. С. 166-167.
48 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1911 год. М., 1912. С. 126.
49 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1910 год. (Осн. вып.) С. 142.
50 Сборник сведений о стипендиях... С. 62—63. К.В.Третьяков пожертвовал также по духовному завещанию 1 млн руб. на городские больницы и передал в дар Московской консерватории свою ценнейшую коллекцию скрипок итальянской работы (в том числе Страдивари и Амати), которая с 1919 г. составила основу Государственной коллекции уникальных музыкальных инструментов. См. о нем: Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей. 1860—1914. М., 1999. С. 467—468.
51 См.: Сборник сведений о стипендиях... С. 66—67; ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 223. Д. 38.
52 Сборник сведений о стипендиях... С. 166—167.
53 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 233. Д. 35.
54 Там же. Д. 37, 74.
55 Извлечение из Всеподданнейшего отчета министра народного просвещения за 1901 год. СПб., 1903. С. 128.
56 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1914 год. (Осн. вып. Ч. II). С. 191, 242.
57 См.: Сборник сведений о стипендиях... С. 96—97; см. также: ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 226. Д. 47.
58 Отчет 0 состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1913 год. Ч. I. М., 1914. С. 318.
59 В.А.Морозова являлась выдающейся фигурой российской общественной жизни. Вл.Немирович-Данченко так писал о ней в мемуарах: «Красивая женщина, богатая фабрикантша, держала себя скромно, нигде не щеголяла своими деньгами, была близка с профессором, главным редактором популярнейшей в России газеты, может быть, даже строила всю свою жизнь во вкусе благородного сдержанного тона этой газеты». В 1883—1885 гг. В.А.Морозовой была создана знаменитая первая в России общедоступная библ и отека-читальня имени И.С.Тургенева. В это дело филантропка вложила более 50 тыс. руб. Варвара Алексеевна вела активную общественную жизнь: она попечительствовала в одиннадцати благотворительных заведениях и обществах, являлась председательницей Московского женского клуба. В 1897 г. она дала 10 тыс. руб. на постройку здания начального женского училища, в 1907—1914 гг. — более 70 тыс. руб. на создание университета Шанявского. В 1902 г. Морозова передала в ведение города Москвы устроенное ею начальное училище с ремесленными классами (недвижимость была оценена в 150 тыс. руб.). Что касается личной жизни Морозовой, то скажем лишь, что после смерти первого мужа, А.А.Морозова, она жила в гражданском браке (говорили, что по завещательным затруднениям) с руководителем газеты «Русские ведомости» профессором Соболевским, и вдобавок к трем сыновьям от первого брака родила сына и дочь от Соболевского.
60 См.: Власов П.В. Обитель милосердия. М., 1991. С. 196.
61 Цит. по: Детская помощь. 1887. № 1. С. 4—5.
62 См.: Указатель пожертвованных капиталов... С. 42; ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 227. Д. 43.
63 Некролог «Л.Л.Левшин (1842—1911)» // Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1911 год. Раздел «Некрологи». С. 85.
64 Указатель пожертвованных капиталов... С. 51.
65 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1910 год. (Осн. вып. Ч. I). С. 142.
66 Там же. С. 143. См. также: Демская А., Семенова Н. У Щукина, на Знаменке... М., 1993. С. 76.
67 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1914 год. (Осн. вып. Ч. I). С. 317.
68 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 62. Д. 394. Л. 1.
69 Некролог «Александр Матвеевич Макеев (1829—1913)» // Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1913 год. Ч. I. Раздел «Некрологи». С. 3—10.
70 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 62. Д. 394. Л. 18, 34.
71 Некролог «Леонид Ефимович Голубинин (1858—1912)» // Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1912 год. Раздел «Некрологи». С. 12—13.
72 См. о них в кн.: Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей. 1860—1914.
73 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 224. Д. 62. Л. 3.
74 Там же. Оп. 62. Д. 516. Л. 1.
75 Там же. Оп. 224. Д. 62. Л. 3.
76 Там же. Л. 42.
77 Орлов П.А. Указатель фабрик и заводов Европейской России и Царства Польского. СПб., 1887. С. 40.
78 Статистический ежегодник России. 1913. СПб., 1914. С. 4.
79 Там же. С. 5.
80 Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX — начале XX века. М., 1991. С. 194.
81 Цит. по: Эймонтова Р.Г. Русские университеты на путях реформы: шестидесятые годы XIX века. М., 1993. С. 235.
82 Иванов А.Е. Указ. соч. С. 267.
83 Подсчитано по: Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1914 год. (Осн. вып. Ч. П). С. 262.
Просмотров: 1026
Источник: Ульянова Г. Н. Благотворительные пожертвования Московскому университету (XIX - начало XX в.) // Экономическая история: Ежегодник. 2004. — М.: РОССПЭН, 2004. — С. 371-399
statehistory.ru в ЖЖ: